ВНЕШНОСТЬ.

Рост: 98.
Вес: 66.
Окрас: черно-серый с подпалинами, брюхо светлее. Есть седина. 
Цвет глаз: темно-карий.
Особенности: множественные старые шрамы на всем теле. Последний — рубленая рана на спине от человеческого меча, полученная во время нападения людей на отряд Горячего Ветра.
Телосложение: крепкое, жилистое, массивное.

ХАРАКТЕР.
Качества: практичность, прямолинейность, рассудительность, честность, честолюбие, лицемерие.
Стремления: найти того, кому он может передать свой жизненный опыт. Того, в ком увидит настоящего лидера. Того, кому поможет обрести славу и величие. Ему нет никакого дела до порченных — это проблема целителей, но переговоры с ними... Викар готов успокаивать и гладить пса до тех пор, пока не будет готов намордник.

Что же... дипломатия — это не плохо. Сначала любезно поговорим, а затем сравняем с землей.

Слава о Викаре Железнобоком притаилась в Глуши, перебежала Пустырь, скрылась в Ельнике, пронеслась по лагерю кромешников, понеслась с подскоком по топям прямиком к Сопке, чтобы с нее обрушиться на Озеро собраний и забрызгать несмышленый спесивый молодняк тяжелыми каплями старой воды.
Не сосчитать, сколько молодых, крепких, амбициозных правителей полегло за эти годы, а Викар, не в срок начавший седеть, все живет. Артесион, Эск, Иса, Харальд, Доминикан, короли прошлого — все до одного знают заматеревшего черного, а сказок про него волчатам всех трех стай рассказывают не меньше, чем про Бакари и Аомори. И кажется, что ни один правитель, решивший даже изничтожить стаю Горячего ветра, не посмеет тронуть Викара.
До появления в мире заразы он был частым гостем Чернолесья. Совместные охоты, прелестные волчицы-кромешницы, маргинальный образ жизни самого молодого Викара привели к тому, что семьянином он стал раньше, чем многие другие самцы его стаи. Волчица переметнулась за суженым в стаю ГВ, ведь это был тот возраст, когда любая влюбленность "навсегда". Однако Викар ей звезд с неба так и не достал. На молодом и поджаром теле появлялись клубки алых шрамов,
все больше и больше, душили его плечи и брюхо, тянулись к горлу, и вскоре он начал выглядеть так, будто мертвецы каждую ночь вылазят из могильных ям и хватают от его тела себе по куску.
Гомон Крепких нравился ему больше, чем молодая и красивая жена, но она была верна ему. Была послушна, по-женски мудра, никогда не перечила мужу, а Викар не смел давать ее в обиду, хотя сам, оставшись наедине, обижал нещадно. Хорошего мужа из него не получилось, как и отца. Он и сам точно не знает, сколько у него детей за пределами Горячего Ветра и живы ли они.
Изгнание порченных потрясло стаю, но Викар считал это решение правильным. Целители были бесполезны, хворь наступала непредсказуемо и губила все живое вокруг себя. И надо бы помнить, что когда зверь ломает ногу, он отгрызает ее.
Шалый для Викара был олицетворением всех консервативных взглядов Горячего Ветра, и черный, уже тогда вошедший в Совет стаи, поддерживал нового вожака. Железнобокий не одобрял одного — запреты в отношении одиночек. Стая значительно поредела, ей нужна была новая кровь. Так говорил он на собраниях, хоть и сам он хотел видеть исключительно женскую новую кровь. Если молодых волчиц он заботливо брал себе под защиту, то к волкам Викар относился так же, как и к своим сыновьям. Встречал их миролюбиво, с вежливой гостеприимностью стайного. Если они были полезны стае, то так тому и быть, полководец благоволил и им, вместе делил одно логово, слушал рассказы о свободной жизни. Но если только на секунду такой самец сомневался, позволял себе щерить пасть и лязгать зубами, Викар напоминал ему, что гость остается гостем, пока в доме есть хозяин.
Война — это его дом. Жизнь привела Викара к тому, что его известность далеко за пределами стаи может быть полезна Горячему Ветру, его красноречие, веское слово, доводы, опыт — все это делает из старого вояки мудрого дипломата. Но беда в том, что уже который год на переговорах этих Викар говорит совсем не то, о чем думает. Это сдерживает войну, и он будет оттягивать кровопролитие так долго, как только сможет, но рано или поздно случайный взмах окажется тяжелым ударом.

БИОГРАФИЯ.
Детство:
— У тебя нет матери! Тебя изрыгнуло чрево преисподней! За это я тебя и ценю.
Кормилица у них была одна, общая. Таких волчат называют молочными братьями. Последыши, слабые, найденные, с издохшими матерями — всех их выкармливают волчицы, у которых еще есть молоко. И потом они растут сами по себе. Каждая самка их мать, каждый самец — их отец.

Юность:
Маленький Викарий был глуповатым, как и все волчата. Нравоучений избегал и терпеть не мог приказов. Один раз в сильный ветер он ушел в выдуманный патруль, добрался до Оврага и скатился по каменистым склонам вниз. Заваленный камнями, он пролежал там почти сутки, пока гроза не улеглась.
Говорят, что Викар Злой Глаз сам отдал второе око богам за знание, мудрость и опыт.
Говорят, что это медведица так огрела его по голове, что глаз выскочил и влажным кругляшом поскакал по песку.
Мало кто помнит, что маленькому Викарию ворона выклевала глаз, когда он лежал на дне оврага не в силах пошевелиться и отогнать падальщика.

Молодость:

Дажка подняла свои маленькие соколиные глаза и вцепилась в мужа. Ей не было и двух лет, когда она оставила мать и отца в Чернолесье, ушла за славным воином Викаром в его западные земли. Отдалась ему, чистая и непорочная,
всем ретивым своим сердцем кромешницы. И что же она получила взамен? Сколько раз она будет видеть, как он уходит из дома и гадать, вернется ли он? Сколько раз будет молиться и своим, и чужим богам за здравие его тела? Сколько унижений от него стерпит, когда, возвращаясь с тяжелого похода, чудом возвращаясь к жизни, он якшается с паскудным бабьем одиночек?
— Не уходи. Хватает патрульных. На границах спокойно. Тебе надо отлежаться.
— Не говори мне что делать, — рыкнул с земли Викар, и от разгоряченного тяжелого дыхания ворох грязи поднялся из-под его лап. Встревоженно заскулил один из детей, а следом и остальные подхватили его заунывную песню. Дажка заговорила тише, почти зашипела.
— Это погубит тебя. Я ушла за тобой не для того, чтобы каждую ночь просыпаться и думать, жив ты или мертв, и ты смеешь...
— Хватит, — твердо прервал ее раненый. Он поднял грудь, сел, опершись на земляную насыпь. — Ты моя жена. Ты мать моих детей. И поэтому ты можешь жить в этой стае долго и счастливо. Но заговоришь так со мной еще раз — умрешь.

Зрелость:
Маленький Хаси нарушил той ночью правило, которое нельзя нарушать дважды, и поэтому теперь пыль залепила ему безжизненные глаза, а язык вывалился из пасти на песок. Стайные с сожалением смотрели на умерших и на тех, кто оправился от припадков и сейчас жался к ногам своих родственников, ища укрытия. А Викар смотрел на скрюченное истерзанное тело Хаси. Им истерзанное.
Вожак разливисто говорил о долге и семье, а Викар думал, что штука ведь в чем? Погибших было бы ровно столько же, несмотря на то, защищались ли бы здоровые от порченных или пытались сдержать их напор. Вопрос был в пропорциях.
А так стороны понесли почти равные потери. Сейчас Викар и не скажет, сколько перевертышей он убил тогда, а сколько из них были ему друзьями и родственниками. Но кого он точно запомнил тогда — это маленького отмучившегося Хаси.

С тех пор, как Иса встал на престол, ослабевшая за годы войны стая только и делала, что моталась по переговорам. К порченным Викара брали для устрашения, а Чернолесье само распахивало перед ним двери. Берсерк был немногословен, но не потому, что ему нечего было сказать. Позиция Шалого в отношении Порченных была более, чем однозначна, и если бы только резервы молодых воинов позволяли,  переговоров бы не было. И единственная задача сегодня молодой Хедвиг и рано поседевшего Викара — это узнать, понимает ли альфа Порченных это.
— Говорить будешь ты, — наклонился черный к маленькой волчице и сказал почти в самое ухо, прикусив его.
— Это еще почему?
— Потому что я не хочу затевать драку, а маленькую самочку они не тронут.

— Не подумай, что старый Викар не умеет благодарить или что его старая шея не гнется. У стариков шеи часто гнутся лучше, чем у молодых, да?
Он посмотрел на Ису с лукавой усмешкой — догадался, что его молодой собеседник совсем не умеет кланяться.
— Это большое искусство, — тоже усмехаясь, ответил Шалый. — Ему обучаются с годами, когда уже нет сил сражаться.
— Нет, ему можно обучиться и раньше, если не любишь пускать клыки в ход.
К несчастью, это было последнее, что услышал Шалый от Викара.

Когда отряд ГВ разбили двуногие, Шалый погиб. Стая скорбит о погибшем правителе. Кормящие хотят посвятить лидеру курган подальше, на севере, чтобы плач сон мертвеца не осквернял. Конечно, это все неправда, что он был самым добрым и честным вождем. Но Иса укрепил Ветер, напомнил ему, что для него важно. Он правил огнем и мечом, но иначе не могло и быть. Империя осталась его вдовой.
И сейчас Викар, его старина-друг, лежал у древа совета и слушал, как отребье борется за трон. Синие глаза Харальда пробежались по Железнобокому и юркнули куда-то на белого волка. Пришлый одиночка. Несмотря на имя, рохля рохлей. Решимости — ноль. Молодняк и одиночки примут его, но Викар и любой другой старшего поколения скорее убьет самозванца, чем даст ему потешить свое самолюбие на троне.
— Тебе, Харальд, и другой шантрапе право не дано свергать его величие с небес.

Сейчас:
— Шейбан! Ты и правда притащил свою блохастую порченную задницу сюда.
— Осторожнее. Это в Горячем Ветре не трогают стариков и детей.
Сын Шалого, Шейбан, развалился на Пустыре, почти по-кошачьи подогнув переднюю лапу. Телом своим он был не в отца. Не слишком высокий, но коренастый и крепкий, белый волк со скорбью принял новости о кончине Исы. Викар знал,
что так же горевать о нем будут и его дети, когда он умрет. Матери хорошо их воспитали.
— Приятно видеть, как ты повзрослел за то время, что мы не виделись.
— Повзрослел? Думаешь, кто-то хочет быть такой же старой седой рубленой развалиной, как ты сам?
— С таким поведением, Шиба, у тебя нет на это и шанса.
Красноглазый хмыкнул. А потом разразился лающим низким смехом. Отцовским смехом.