Они идут бог о бок, обмениваясь нежностями. Обоих затронула худоба, однако, несмотря на неё, волки выглядят сильными, здоровыми. Высокий, по-своему красивый самец, покрытый пепельно-серой шерстью, обладает ростом в 88 см, но вес его не достигает и 55 кг. Взгляд его янтарных глаз полон обожания по отношению к своей спутнице - такой же высокой самке. Шерсть её светло серая, глаза карие. Смотрит устало, но всё-таки довольно.
Идут рядом, не отходя друг от друга ни на шаг. Приближаются к переправе. Название её смущает волков, а тёмный самец, подойдя ближе, начинает беспокоиться. Он смотрит на свою спутницу, но та улыбается. Взгляд у неё уверенный, полный решительности. Она знает, что справится.
Светлая самка носит под сердцем щенят. Пара уже знает об этом. Знают волки и о том, что зимой им будет трудно выжить в одиночку, тем более на Срединной равнине. А значит, надо двигаться дальше - на встречу лучшей жизни. Сейчас это сделать не так сложно, как в другое время года - река замёрзла и теперь, вроде бы, не таит в себе такой опасности, как когда-то ранее. Сколько же животных погибло здесь? Пара старалась об этом не думать.
- Я пойду первым - сказал волк, подойдя к берегу. Спускаться здесь было легко. Самец аккуратно коснулся лапами льда. Затем перенёс весь свой вес на него. Лёд не треснул, не издал никакого опасного звука. Вздохнув с облегчением, тёмный обернулся на спутницу и кивнул ей.
Одарив партнёра тёплым взглядом, волчица начала аккуратно спускаться к нему. Вот они поравнялись и уже бок о бок шли дальше.
- Нам предстоит нелёгкая работа. Мы не больны, как те, кого мы покидаем. А значит, что для нас могут найти место в другой стае, ведь правда?
Слова самка произносит негромко, в них нет страха или недоверия, но и уверенности в том, что всё пройдёт гладко, тоже нет. И всё же, она доверяет самцу. Он говорит, что шанс есть, её задача - принять это и идти с ним по жизненному пути до конца.
- Конечно могут. Зимой многие волки собираются в стаи, в отличие от других времён года, когда мы предпочитаем находиться на некотором расстоянии друг от друга - тёмный улыбнулся - но только не мы с тобой.
Его разум не покидали тревожные мысли, но пугать самку не хотелось. Волчица была достойна лучшей жизни, и он, ей партнёр, должен сделать всё для этого. Он должен доказать другим волком, что может постоять за себя, что хорош в охоте и что приплод, который принесёт его волчица - здоров, а значит не менее ценен для заражённой болезнью стаи, чем, скажем, хороший кусок мяса в голодную пору. Волчата сплошь и рядом рождались с уже подселившимися к ними духами. Многие умирали сразу, не выдержав контакта. Смертность в их родной стае была огромной и, казалось, Порченные существовали лишь за счёт прихода новых безумцев. Но всё же некоторые выживали. Другие же становились безумцами позже. Так или иначе, стая жила.
Их не выгоняли - волки ушли добровольно. В стае Порченных нет такого, что все волчата - дети альфы. Многим позволено спариваться просто ради регулирования численности. Так и в их ситуации, ни одна ни другой не были потомками Порченных, но родились в их стае.

начало игры

Он всегда был больше ночным жителем и находил "себя" в роли охотника или бойца в темное время, когда его инстинкты обострялись до предела, и он сам был одновременно и травой, и землёй, и мелкими насекомыми в воздухе и на коре. Шпайс был деревьями и небом, потому что все запахи, касаясь его носа, идеально выстраивали перед ним картинку, лучше, чем зрение. Мир строился им самим, а его лапы осторожно нащупывали ямки, мелкие камни и ветки, изредка зачерпывая горсть песка или пыли, в зависимости от места. Домой, в логово, Шпайс вернулся окровавленный, и от него пахло убитым (и съеденным) кроликом. Мутным, белесым взором он долго наблюдал за лежащей волчицей. Долго и безразлично, следя за тем, как маленький клещик ползет по её шерсти. Клещик казался таким нелепым, как такое нелепое создание может проткнуть толстую волчью кожу и пить кровь? На самом деле, он очень хорошо уцепился, теперь его даже ветром не сдует.
"Ветром..." - немного снега залетело в логово и упало к лапам Шпайса. Он моргнул и взглянул на шкуру Флайш. Никакого клеща там не было, просто налипший кусочек коры. Но когда Шпайс смотрел на него, клещ полз. Это было что-то вроде... "Нет, ничего". Он закрыл глаза и крепко сжал зубы. Темнота, полная темнота.
Шпайс зачерпывает горсть песка. Шпайс видит на лапах пыль. Шпайс идёт по равнине. Шпайс наблюдает за клещом.
Всё это уже когда-то было. Во снах или в его воображении. Наверное, поэтому так трудно смириться с существованием этих образом.
Темнота. В темноте только Шпайс, хруст речного песка под лапами. Песок, мелкие камушки. Он представляет небо, поле осоки и небольшое, чистое озерцо. Такое чистое, что он может видеть в нём своё отражение.
"Глупости. Как я могу представлять себе озеро, если никогда его не видел? Я же не выдумщик".
К счастью, проснулась Флайш. Эта меховая тушка периодически бывала полезна, выгоняя Шпайса из самой пучины, когда он замирал, жмуря глаза или глядя остекленевшим взглядом перед собой. Образы преследовали его, и если изначально они не мучили его совсем, то с проходящими годами он реагировал на них со страхом, сжимающим горло и не дающим ему нормально вдохнуть. Он начинал бояться того, что видел перед собой, и не потому, что это было каким-то непонятным воспоминанием. Его больше пугало отсутствие целостности. Он мог видеть озеро, осоку, но у озера не было дна, а у самого мира не было неба. Мог видеть волков, но у них не было лап или глаз. Чаще всего, размывались выражения их лиц и мелкие части, вроде глаз или ртов. Иногда от волка могли остаться только глаза.
Единственным расслаблением было вырваться из этого кошмара или дорисовать картинку. Но это давалось ему трудно.
Он мрачно наблюдал за Флайш, пока она, кинув на него взгляд, не ушла. Отпустить её в одиночку светлоглазый волк не мог, ибо привык, что она что-то вроде его собственности, как кусок свежего оленя.
Неотступно, как охотник, Шпайс пошёл сзади, буравя кровоглазую спутницу пристальным взглядом. Он не знал, куда она идёт и не очень любил такие прогулки, потому что чувствовал, что Флайш не нравится напряженная тишина между ними. Когда он спрашивал у знакомого, зачем нужны пары, то получил ответ: "для того, чтобы вам обоим было хорошо". Шпайс не знал, как это сделать, но знал, что когда у тебя кусок оленя - это хорошо. Флайш - это его дичь. Но как бы духовная дичь, которую нельзя съесть, на неё можно только смотреть.
- Чувствуешь?
Шпайс повёл ухом. Конечно же, он чувствовал.
- Мясо, - тихо рыкнул он. - Волк и беременная самка. Плохой запах.
Черный амбал обошел свою волчицу и направился к переправе. Он уже видел две фигурки на льду. У Шпайса не было никакого желания выходить на лёд, поэтому он просто подождал, пока волки дойдут до него и Флайш.
- Порченные? - всегда первый вопрос, это действительно важно. - Зачем вы пришли? - Шпайс смотрел на них с откровенным безразличием. Он не любил драться поутру, когда ещё не успел размять кости как следует, ведь тогда к вечеру может заболеть позвоночник и суставы. Но если понадобится, хладнокровно прикончит обоих. Это его долг. Но его же долг - выслушать их.

Флайш утвердительно кинула на заключение Шпайса, словно одобряла его слова. Впрочем, удивляться было нечему, поскольку Флайш всегда считала, что из волка вышел бы прекрасный разведчик. Ей же оставалось лишь порой позавидовать мастерству своего напарника и придержать язык за зубами.
- Утренняя прогулка постепенно превращается во что-то большее, да? - ехидно выдохнув, волчица пропустила нехотя Шпайса вперед, а уже потом направилась следом за ним. Внимательно изучая местность, волчица то и дело натыкалась взглядом на темную шкуру Криппла, опускала уши и забывала, зачем конкретно они сюда пришли. Временами ей даже хотелось почувствовать себя сильней, нежели её исполин-амбал, который в своё время силой забрал волчицу себе в пару. Флайш не знала, нравилось ли ей это, но каждый раз томно выжидала от Шпайса каких-либо негативных действий. С момента переворота в своей жизни, волчица чувствовала себя так, словно сидела на куче ежей. Когда-то, будучи уверенной в своей силе и храбрости, она стала спотыкаться о невидимые преграды, почувствовала себя более слабой и уже не такой как раньше. Шпайс ли был тому виной или ей утихшая самоуверенность?
На льду стояли двое. Порченные, пытавшиеся перейти замерзшую преграду смерти, наверняка сюда бы не сунулись в теплое время года. А здесь, медленно шагающие по льду, они напоминали Флайш больше потерявшихся волчат, которых она видела намедни близ лагеря.
Но подойдя ближе Флайш поняла, что, либо она ошибалась с выводами, либо только сейчас незнакомцы стали более решительными. Это не могло не вызвать на морде представительницы амбалов усмешку. Флайш встала рядом со Шпайсом, чуть поодаль от него, передними лапами  едва-едва касаясь бока темношкурого волка. Ей хотелось сейчас же отправить порченных обратно, несмотря на совершенный рискованный для тех поступок. Правда, она смолчала, предоставив слово порченному, что решил сказать всё как за себя, так и за спутницу.
Слушая слова пепельно-серого волка, Флайш нахмурилась, но старалась безотрывно смотреть в глаза собеседнику. Они пришли не с пустыми лапами, им есть, что предложить Полуночникам.
Волчица незамедлительно скользнула взглядом по животу порченной, а затем вновь пытливо взглянула на её спутника, словно спрашивала о том, действительно ли они считают, что каким-то потомством смогут прорыть себе нору в стаю Чернолесья. Флайш так не думает. Но, увы, не она занимает место лидера, потому не ей решать, кого примут с распростёртыми объятиями, а кого нет. И всё же, какое-то отвращение Флайш чувствовала. Отвращение и подозрение вместе взятые, уж больно радостно себя ведёт порченный. Не к добру такое поведение.
- Казалось мне, стайных порченных в Чернолесье слишком много, но не могу и утверждать, что лидер скажет вам такой же вердикт.
«Почему вы думаете, что ваш выводок заставит главу с распростертыми объятиями принять вас к нам?»